Легенда о Пустошке - Алексей Доброхотов

Думал ли он, что на старости лет окажется жить в глухом лесу, на подножном корму, как дикая, шелудивая собака. Всеми брошенный, забытый, неприкаянный. Ни людей, ни работы, ни радости. Поговорить, и то не с кем. Одни бабы кругом. Надоели их постные рожи. Что баба за собеседник? Разве сможет она постичь глубину высокой тоски, изнывающего в одиночестве сердца. Одна дурь у них в голове вертится. Живут без всякого понятия о глубокой непознанности сути вещей. И понимать не хотят. Это ли не досада? В общем, не с кем мужику умными мыслями поделиться. Некому про жизнь свою рассказать. Некого поучить и наставить. Не на кого опереться.

Потомственный земледелец, крестьянский сын, внебрачный отпрыск кулака и батрачки прожил Афанасий Никитич всю жизнь на земле в родном колхозе, куда привела его мать, когда отца со всем кулацким семейством отправили в Сибирь на поселение. Давно это было. Еще до войны с немцами. Но он, малолетка, помнил, как зимой садился в сани степенный бородатый мужик и бабы вокруг голосили: «На кого ж ты нас оставляешь?» Потом пришел голод, а следом тяжелый труд. Даже малых детей гнали на пашню зарабатывать колхозные палочки. Весь день трудились, а результата не видели. Не образовывался достаток в доме от общественного труда. Не богатели семьи. Трудились кучей на одном поле, а урожай дядя из города забирал. Получалось так, что все вокруг общее, все вокруг ничье, но трогать не смей. Так и отучила Советская власть мужика работать. Перестала земля кормить.

Пришлось крестьянам, по указанию райкома, животноводством заняться. Завезли стадо коров. Начали колхозники сено на полях заготавливать. Вроде как пошло дело. Даже с планом по продаже молока справлялись. Только хозяйство наладили, война пришла. Мужиков со дворов сгребла, коров на мясо определила, чтоб врагу не достались, колхоз отменила.

Но повезло Пустошке. Не пожег ее немец. Даже на постой не останавливался. Стороной прошел. Одни партизаны по ночам разбойничали. Все из амбаров выгребали, во имя Победы. Голодали колхозники, перебивалась мерзлой картошкой. Когда же откатился немец на Запад, ушли и партизаны. Полегчало. Снова привычно замычали коровы, молоко на столах появилось.

По зиме Афанасия в армию призвали. Родину защищать. Немца окончательно добивать в его логове. Молодой и безудержный настрелялся боец из автомата вволю. Набегался по вражьим полям. Под Прагой войну закончил, за три дня до Победы. Насмотревшись на западную жизнь, свою, сдуру, ругать начал. За то и поплатился. Прямо с фронта в лагеря уехал, тайгу разрабатывать. Победе в тюрьме радовался. Домой только через восемь лет вернулся. Мать сына не дождалась. Умерла. Поселился в разваливающемся родительском доме. Подлатал крышу. Сел за трактор.

Кто теперь помнит, что в те далекие годы нес Афанасий Никитич на себе почетную миссию лица своего колхоза. Определили его в передовики производства. Самой он оказался подходящей для этого кандидатурой. Красивый, статный, как потом говорить стали – фотогеничный, к тому же и герой войны, как ни как пять боевых медалей блестели на застиранной гимнастерке. Кому же еще агитировать за ударный труд, как не ему. Пришлось оправдывать звание. Сто десять процентов плана выдавал на посевной, да столько же на уборочной, даже если в загул уходил. Два раза в районной газете на первой полосе во весь рост печатался. Именного его лучезарная улыбка на фоне уборочного комбайна обошла обложки многих столичных журналов, наглядно демонстрируя высокие достижения социалистического сельскохозяйственного производства. Даже знаком отличия отметили за доблестный и многолетний труд. Можно сказать первый парень на деревне, после председателя и остальных членов правления. Уважаемый человек.

Молодую жену взял себе из райцентра. Красивую, работящую. У самого второго секретаря райкома партии отбил. Все мужики восторгались. Десять ящиков водки на свадьбе выпили. Шумно прошла свадьба. По-настоящему, по-деревенски, крепко и с мордобоем. Новый дом за год срубили. Переселились. Новая жизнь заладилась. Жена им гордилась. Бабы завидовали. Мол, работящий, малопьющий, почти не гулящий. Трех сыновей растил. Дом стараниями прирастал. Хозяйство крепло. Планировал даже детей в университет отправить. Персональную пенсию обещали… Но наступили дни перемен.

Все одно к одному под откос пошло, прахом. Начальство разбежалось. Работы не стало. Младшего любимого сына Советская Армия в Афганистане сгубила. Среднего самого работящего Федьку новые власти посадила за что-то. Так толком и не объяснили за что именно. На суде говорили сразбойничал с кем-то. Уехал в область на заработки и вот тебе на! Но разве мог сын сотворить такое? Конечно – нет. Просто милиции все равно кого посадить. Вот и схватили первого, кто под руку подвернулся. Когда теперь выйдет?.. Пишет, что еще три года до срока осталось, помнит, любит… Но вернется ли?.. И возвращаться куда? Нет больше деревни. Один лес кругом шелестит. Что ему тут делать? Разве что на волков охотиться. Старший Митька и вовсе сгинул где-то в столицах, даже и след простыл. Растворился в суете новой жизни. Ни вестей, ни адреса. Жив ли?..

Только и осталось теперь у деда, что старая жена Вера Сергеевна, да маленькое хозяйство.

– Войну воевали. За правду сидели. Колхоз поднимали. Детей растили. И все зря, итить твою макушку, – сплевывал дед горькую слюну и заливал желчь самогоном.

* * *

Вера Сергеевна, бессменная спутница жизни деда Афанасия, всегда отличалась смекалкой и особой практичностью. Любое сложное жизненное обстоятельство она старательно стремилась обратить в свою пользу. Как только иссяк источник постоянного дохода семьи, и вокруг сельской власти образовалась мутная пустота, так она сразу наладила в баньке производство самого, что ни есть, народного продукта повседневного спроса – самогона. Бутылки больше не принимали, а стеклотара не терпит пустоты. Понимая, что водка на Руси всегда ценилась дороже денег, Вера Сергеевна сумела не только выстоять в тяжкую годину перемен, но и вытянуть на себе хозяйство из двух коров и одного квелого мужичка. Правда, от одной коровы все же пришлось отказаться, так как с таким хозяином сеном запасаться со временем становилось все труднее, и не только от того, что окрестные поля стремительно зарастали лесом, но главным образом потому, что старому мужу осиливать двойной покос с каждым годом становилось все тяжелее. Зато завела трех свиней с боровом и двух коз с козлом. Куры с утками в счет не принимались. Эти сами себя кормили, как, впрочем, и стая косматых кошек.

Именно благодаря природной предприимчивости Веры Сергеевны, нашедшей свой полный расцвет лишь под конец жизни, жива оставалась Пустошка. Не оскудевали источники, питающие хлебом. Не пропадали без следа последние имена одиноких ее жителей. Нет, нет, а в неделю раз, ближе к выходным, разорвет вечернюю тишину надрывный рев трактора, преодолевающего очередную выбоину на разбитой дороге. Затрещит мотором по главной улице, остановится возле дома Веры Сергеевны. Привезет хлеба свежего магазинного, фабричных макаронных изделий, крупы, сахара, соли да сладостей, старушек порадовать, а то и комбикорма, керосин, свечки да спички или еще чего, что заказывали. Затарится тракторист продуктом местного изготовления и в путь обратный покатится, чтобы домой обвернуться засветло. Путь-то не близкий. Километров пять до ближайшей деревни. Не дай бог в лесу застрять ночью.

Уедет, а к дому Веры Сергеевны уже все жители стягиваются, посмотреть, что нового в лавочке появилось, прикупить чего, в долг записать, обменять, заказать, сплетни послушать.

Так и теплится жизнь в деревне.

За хлопотами по хозяйству незаметно проходят дни, месяцы, годы. Кастрюли на печи, огород, банька с кипящим баком, скотина, лавка с учетной книгой, дед с его хворями, да капризами. Некогда и о себе подумать. Носится Вера Сергеевна по двору, как заведенная, от одного дела к другому – присесть некогда. Остановится на миг возле фотографий сынов на стене, смахнет платочком набежавшую слезу и дальше бежит за все по дороге хватается. Не может иначе.

* * *

Элеонора Григорьевна родилась и всю жизнь прожила в Пустошке. Отсюда уехала по комсомольскому набору в областной центр учиться. Сюда же вернулась сельской учительницей. До самой пенсии каждый день ходила в соседнее село за пять километров детей учить математике. По выходным огород вела, тетрадки проверяла. Иногда в клуб заходила, когда кино показывали, а в основном книжки читала. Замуж так и не вышла. Встречалась, правда, одно время с учителем физкультуры. Но не долго. Полгода не больше. Как узнал тот, что дело идет к беременности, быстренько переметнулся на англичанку и в город ее увез. Пришлось к знахарке идти. Хорошо срок еще позволял. Не рожать же дитя без свадьбы. Позора на весь район не оберешься. Учительница все же, не доярка. Потом сватался к ней плюгавый колхозный бухгалтер. Но она ему отказала. Не то себя после аборта стеснялась, не то мужичок после физкультурника мелким показался. Больше хороших парней на своем пути не повстречала. Да и время было такое, суетное. Мужиков мало, работы много. То субботник, то митинг, то лекция с политинформацией. Так, семье и не обзавелась.